ФАНАТИЗМ: продолжение разговора Сегодня в России наверняка найдется немало людей, к кому на улицах родного города мягко обращались улыбающиеся леди или джентльмены (обычно они появляются парами), начиная обычно так: «Молодой человек /Девушка/, можно задать вам один вопрос?». И при утвердительном ответе уже через минуту вежливого разговора приглашали на какое-нибудь собрание истинно верующих - с горячими заверениями в последующем очищении, а далее – и непременном спасении бессмертной души. А кто не видел кадры с рушащимися небоскребами в Америке и взорванными жилыми зданиями в пределах собственной отчизны? Каждому разумному человеку понятно, что все это – разновидности одного и того же явления. Явления, имя которому – фанатизм. Что лежит в основе фанатизма? Как с ним бороться? Это представляют себе очень и очень немногие. А потому интересно познакомиться с мнением людей, кто профессионально занимается поиском ответов на эти вопросы. Бранский Владимир Павлович, профессор философского факультета СПб Гос Университета, руководитель Санкт-Петербургского городского семинара по социальной синергетике, проводит подробный анализ данной проблемы с позиции концепции синергетического историзма. Предлагаем вашему вниманию его рассуждения. ФАНАТИЗМ В СВЕТЕ СИНЕРГЕТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ Фанатизм – не
есть нечто, в медицинском смысле,
патологическое. Это вполне
закономерное социальное явление,
которое заключается, кратко говоря, в
преданности какому-то идеалу. Но важно
подчеркнуть - не какому угодно идеалу, а
экстремистскому. Что такое идеал? Идеал
есть предельное представление о
реальности. То есть представление не о
том, какая эта реальность есть
безотносительно нас, а о том, какой она
должна быть в соответствии с нашими
желаниями. А потому оказывается, что
ключевая проблема – это проблема
соотношения идеала и истины. Истина же
– есть соответствие знания объекту.
Объекту, а не субъекту, его желаниям,
как это имеет место в случае идеала.
Таким образом, идеал является, в
определенной мере, искажением истины,
ее деформацией. И вопрос теперь уже
состоит в том, во имя какого желания эта
деформация осуществляется. Идеалы
бывают экстремистскими и
оптималистскими, т. е. избегающими
экстремизма. Экстремистские идеалы, в
свою очередь, делятся на два главных
вида: тоталитарные и анархические. Так
показывает история. Суть тоталитарного
идеала состоит в том, что он возводит в
культ порядок, определенную форму
социального порядка. В качестве
классических примеров можно указать
коммунистический и нацистский идеалы.
Режим власти, ориентированный на такой
идеал, пытается заставить всех принять
единое представление о порядке.
Следует помнить, что существуют не
только светские, но и религиозные
тоталитарные идеалы – соотносящиеся с
конкретными религиями. Например,
исламский фундаментализм. Таким же
тоталитарным был, по крайней мере, в
Средние века, в эпоху крестовых походов,
и христианский идеал. Так было и в 16-ом
веке, в эпоху реформации, когда
насильно навязывался католический
идеал, и жестоко подавлялись
инакомыслящие. Надо упомянуть еще одну
важнейшую особенность, относящуюся к
обоим из названных типов
экстремистских идеалов – их носители
отказываются от всякого критического
анализа своих действий. Тут следует
коснуться ряда понятий, связанных с
этой особенностью. Первое из них – вера.
Вера в идеал выражает определенное
отношение к нему. Вера может быть
идеологической либо научной. Научная
вера – это такое психическое состояние
человека, когда он верит в истинность
какой-то гипотезы, однако для
доказательства этой истинности у него
нет полной информации. Эта вера связана
с неполнотой достоверной информации о
явлении и оказывается одним из
основных побуждающих мотивов к поиску
недостающих данных. Здесь также есть
классические примеры. В 1865 году
Максвелл на основе собственных
расчетов предсказал существование
радиоволн. Однако же реально они были
зафиксированы на опыте лишь много лет
спустя. Японский физик Юкава до конца
собственной жизни верил в
существование промежуточных бозонов –
переносчиков слабого взаимодействия
между частицами в микромире.
Предсказал он их в 1953 году, а открыты
они были лишь в 1983, через два года после
его смерти. Научная вера – это вера в
истину. В истину, а не в идеал.
Идеологическая же вера в отличие от
этого, не связана с неполнотой
информации. Она соотнесена с
отсутствием последней. Однако прежде
всего она связана с желанием. Не со
знанием об объекте, а с желанием видеть
его таким, каким хочет того субъект. Это
качественно другой тип веры, нежели
научная. Поэтому одна из самых
серьезных ошибок – это рассуждение о
вере «вообще». Идеологическая вера
связана с таким психологическим
состоянием человека, когда он не только
знает какой -то идеал: в чем он состоит,
какие его требования, но и считает для
себя необходимым реализовать этот
идеал, воплотить его в жизнь. И что
самое важное – готов пойти на жертвы
ради его воплощения. Сила веры
проверяется жертвой. Оказывается, вера
и жертва – два важных понятия, которые
так же неразрывно связаны с понятием
идеала, как знание и эксперимент – с
истиной. Чтобы доказать истинность
знания, нам нужен ряд возможно более
полно повторяющих друг друга
экспериментов – для минимизации
возможной ошибки. Причем экспериментов,
произведенных на основе уже
достигнутого уровня знаний,
базирующихся на гораздо более обширном
фундаменте более ранних опытов. Для
идеала же принципиальную роль играет
вера. А степень убежденности в
соответствии веры собственным
желаниям, сила веры и демонстрируется
масштабом жертвы. Одно дело – человек
готов пожертвовать своей свободой.
Другое – своим здоровьем. Иное же дело
– жизнью. Ясно – чем сильнее
идеологическая вера, тем на большие
жертвы человек готов ради нее пойти.
Вплоть до того, что он оказывается
способен миллионы людей принести в
жертву во имя своего идеала, если
убежден, что это для благо всех. И
нельзя не вспомнить об известном «Трагическом
Трио», демонстрирующим данную картину:
Герой, Великий Инквизитор, Камикадзе.
Герой – это человек, который
фанатически верит в какой-то идеал и
готов себя принести в жертву во имя
этого идеала: свою свободу, здоровье
или даже жизнь. Великий Инквизитор во
имя собственного идеала склонен
приносить в жертву других, не считаясь
ни с какими потерями. Властители
тоталитарных государств, лидеры
тоталитарных группировок, в том числе и
тоталитарных религий, как раз и
являются представителями класса
подобных «Великих Инквизиторов». И,
наконец, Камикадзе. Это – своего рода
синтез двух предыдущих представителей,
ибо он приносит в жертву идеалу и себя,
и других. Примеры хорошо известны:
японские камикадзе в период Второй
Мировой войны, а также арабские
камикадзе в наше время. Здесь особенно
ясно видно, что рассматриваемая форма
фанатизма связана с глубокой
идеологической установкой, а не
является следствием того, что человек
психически расстроен, глуп или чего-то
не знает. Он руководствуется некоторой
психологической установкой, идеалом
как определенным предельным
представлением. Наконец, надо
определиться с еще одним ключевым
понятием –ценность. Ценность – есть
результат воплощения идеала в жизни,
причем в той степени, которая возможна
на настоящий момент. Не являясь
абсолютным воплощением идеала, она
способна в определенной, доступной
мере отражать какие-либо его свойства.
Таким образом, ценность – это всегда
единство материального и идеального.
Не бывает ни чисто материальных, ни
чисто идеальных ценностей. Здесь можно
вспомнить известное изречение Гегеля:
«Абстрактной истины нет, истина всегда
конкретна». Оказывается, то же самое
распространяется и на ценности. Когда
говорят, что огромной ценностью
является добро-«вообще», то это не
более чем иллюзия, поскольку добром
являются только конкретные добрые
поступки. А потому даже самые
убедительные рассуждения о добре-«вообще»
тех, кто сам на совершение подобных
поступков не способен, увы, оказываются
не более чем образцом схоластики и
безответственности. Еще примеры:
деньги–«вообще» – это не ценность,
только конкретные деньги. Красота–«вообще»
– также. Только – конкретные
проявления красоты. И это надо иметь в
виду. Только на этом этапе мы подходим к
такому обязательному для затронутой
сути вопроса понятию, как идеология.
Если мы откроем любой справочник, любую
энциклопедию, то обнаружим, что там
идеология определяется просто как
учение о каких-либо социально-политических
идеях. Так уж, увы, повелось еще с начала
девятнадцатого века, с эпохи Наполеона.
На самом деле, идеология – это не
просто учение о каких-то идеях. Это
учение именно об идеале, о тех
нормативах, требованиях, которые с ним
связаны и которым надо следовать, чтобы
воплотить его в жизни. А также о тех
жертвах, которые для этого нужно
принести. Поэтому, вообще говоря, было
бы правильнее говорить «идеалогия», а
не «идеология». Идеология, в строгом
смысле этого слова, именно как учение
об идеалах, отнюдь не связана с отрывом
от жизни. Это учение подчас имеет даже
зловещую связь с практикой. В том
смысле, что побуждает к воплощению тех
агрессивных требований, которые идеал
выдвигает. Тем самым идеология
включает в себя учение об идеале, о тех
нормативах, которые с ним связаны, а
также об определенном отношении к
идеалу - иначе говоря, о вере,
идеологической вере в него. Как мы уже
говорили, тоталитарные идеалы основаны
на культе порядка. Порядок, конечно,
дело хорошее, без него жить нельзя,
однако пониматься он может по-разному.
Нельзя возводить его в культ,
обожествлять его, в широком смысле
слова. Поэтому, с данной точки зрения,
наиболее общее определение
тоталитаризма – это и есть возведение
порядка в культ и использование для
этого государства. И многие проявления
фанатизма здесь, таким образом, связаны
еще и со стремлением поставить
государство на службу такому вот
фанатическому воплощению порядка в
реальности. Классические образцы, как
отмечалось, – это политика
коммунистических, а также нацистских
лидеров. Главная суть
коммунистического идеала – стремление
превратить человечество в идеальное
бесклассовое общество и вера в
возможность построения его в конечный
исторический срок. Подобное Светлое
Будущее считалось высшим проявлением
добра на Земле, и во имя этого любые
жертвы могли быть оправданы. А потому
такие нормативы, как ликвидация
социального и имущественного
неравенства, а также – Мировая
Революция («Пролетарии всех стран –
соединяйтесь»), казались вполне
естественными. Суть же нацистского
идеала заключалась в вере в
возможность введения нового расового
порядка, также в масштабах всего
Земного шара, и превращения
человечества теперь уже не в идеальное
бесклассовое, как это было в случае
коммунистического идеала, а идеальное
расовое общество. Об этом же
свидетельствует и известное заявление
Гитлера в книге “Моя борьба ”: «Каждая
капля пролитой крови окупится тысячу
раз». Таким образом, это – еще один
пример. Ну и, наконец, еще раз упомянем,
что тоталитарный идеал может быть не
только светским, но и религиозным. Он
может быть и в христианской, и в
мусульманской, и в буддистской, и в иных
формах. Это – особый вопрос, он связан с
соотношением понятия идеала– «вообще»
и религиозного идеала. Теперь, все-таки,
вернемся к началу разговора. Помимо
тоталитарного типа идеала, существует
еще один тип экстремистских идеалов.
Это – анархический идеал, который
возводит в культ не порядок, а свободу.
Но свобода обязательно связана с
беспорядком. Таким образом, свобода и
порядок – это две полярные
противоположности. Или же, как мы еще
говорим, свобода и ответственность.
Ведь ответственность – это некий закон,
правило действий. И вот здесь наиболее
ярко проявляется знаменитая
синергетическая дилемма – вопрос о
соотношении порядка и беспорядка в
мире, связанная, в конечном счете, с
современной синергетикой, основанной
на принципах и закономерностях
термодинамики открытых систем, которые,
как оказалось, находят свое отражение и
в законах существования всего
человеческого общества в целом.
Оказывается, анархические идеалы как
антиподы тоталитарных, отражают иную
крайность – не порядок, а беспорядок. А
потому, стремясь к абсолютной свободе,
возводят в культ не что иное, как
безответственный произвол, в
соответствии с которым можно делать
все, что угодно, не считаясь с
интересами других. Анархизм имеет
такую же длинную историю, как и
тоталитаризм. И общей чертой как того,
так и другого, является отказ от
самокритики. А это, как известно, прямой
путь к самым трагическим, тяжелейшим
последствиям. Полная концентрация
усилий на борьбе только с одной
крайностью естественным образом
приводит к крайности противоположной,
не менее страшной, чем исходный объект
борьбы. И положение тем более опасно,
чем большее количество людей, большее
количество фанатиков вовлечено в этот
процесс. Односторонний культ свободы
не менее опасен, чем односторонний
культ порядка. Дело в том, что
абсолютная свобода – это такой же
нонсенс, как и абсолютный порядок по
той простой причине, что реальная
действительность всегда является
синтезом, в той или иной пропорции,
порядка и беспорядка. И это четко видно
в теории самоорганизации любых систем,
в синергетике. Более того, оказывается,
что прогресс и в природе, и в обществе
нельзя рассматривать так, как он когда-то
рассматривался даже в первой половине
двадцатого века. Было два основных
критерия прогресса. Первый – это
переход от одного порядка к другому, а
именно – от более простого к более
сложному. Так, например, полагал Огюст
Конт, известный основоположник
позитивизма, французский философ
девятнадцатого века. То же самое
считали и марксисты, и Гегель, и многие
другие. Но вместе с тем была и
альтернативная точка зрения, что
критерий прогресса есть рост степени
свободы. Уже Гегель выдвигал в свое
время такую идею, что разные степени
увеличения масштабов свободы – это
критерий прогресса. Этого же взгляда
придерживался и Герберт Спенсер,
известный английский философ
девятнадцатого века. Однако же, если мы
подойдем к этому вопросу с позиции
синергетического историзма, по сути
дела, новой философии истории, то
окажется, что подлинный критерий
прогресса, соответствующий реальности,
- это рост степени синтеза порядка и
свободы, обусловленный стремлением
системы в данных условиях к
максимальной устойчивости. Такому
синтезу соответствует либеральный
идеал. Он требует и свободы, и
ответственности, причем свобода здесь
понимается не как абсолютная, а как
относительная. Иначе говоря, на нее
накладываются определенные
ограничения, связанные с моральными и
юридическими нормами. Характер синтеза
свободы и порядка эволюционирует.
Таким образом, возможно существование
и различных форм либерализма. Но, в
любом случае, именно либеральный идеал
является той самой золотой серединой,
что позволяет избежать крена и в
сторону тоталитаризма, и в сторону
анархизма. В нашем обществе сейчас,
несомненно, имеется наибольший крен
именно в сторону анархизма. И это
понятно – длительное время у нас была
тоталитарная система, и борьба с ней,
естественно, привела к
противоположному крену. В настоящее
время масштабы свободы достигли таких
величин, что можно любые
невежественные вещи свободно
публиковать, и в этом мы «превосходим»
многие западные демократии. В этом
смысле даже Соединенные Штаты и
Франция – отнюдь не свободные страны
по сравнению с нами. Можно сказать,
таким образом, что у нас – анархическая
демократия. В данном отношении нужны,
конечно, определенные корректировки.
Что, однако, не исключает необходимости
держать порох сухим, чтобы под
предлогом борьбы с анархией не было
возврата к новой форме тоталитаризма. В
подобной ситуации всегда существует
такая опасность. Другой вопрос
заключается в том, что наша либеральная
идеология не должна оказаться простым
переносом западной либеральной
идеологии. Надо учитывать и специфику,
и менталитет российского народа,
российского общества, его историю и
традиции. И десятилетний опыт показал,
что попытка переноса этого западного
либерального идеала без всяких
корректировок и уточнений привела ко
множеству весьма негативных явлений,
которые могут теперь создать угрозу
возникновения нового тоталитарного
режима, явиться основой для ряда новых
тоталитарных поползновений. Поэтому
надо пытаться осознавать, развивать
свои представления о том, что же такое
либеральный идеал с российской
спецификой. И есть литература, где этот
вопрос обсуждается, и формирование
этого идеала еще не закончено. Однако
же принцип индивидуальности и высокое
значение свободы как базы для
творчества должны быть отражены в нем в
полной мере, поскольку при удушении
свободы не может быть создано ничего
принципиально нового. Несомненно,
свобода – это великое благо. Но это не
свидетельствует о том, что свобода
должна быть абсолютной. Поэтому те, кто
просто повторяют высказывания ряда
западных философов, таких, как Сартр,
Камю, что свобода – либо абсолютная,
либо ее вообще нет, безусловно глубоко
заблуждаются. Такие высказывания,
кстати говоря, особенно характерны для
современного деконструктивизма,
получившего сейчас широкое
распространение на Западе в англо-американском
мире, а также в Западной Европе на
основе французской философии.
Идеология деконструктивизма отрицает
все три кита, на которых основана
классическая философия – Реальность,
Истину и Идеал. Деконструктивисты
исповедуют разрушение всех
фундаментальных понятий как выражение
абсолютной свободы. Суть их философии
заключается в том, что реальность они
заменяют текстом, истину –
интерпретацией текста, а идеалом
считают абсолютную свободу
интерпретации текста, понимаемую
именно как безответственный произвол.
И эта философия, которая является базой
как раз анархического экстремистского
идеала, может привести к не менее
опасным последствиям, чем тоталитарные
экстремистские идеалы, о которых мы уже
говорили и которые хорошо известны. Как
видим, в настоящее время имеется
двойная угроза: и от тоталитаризма, и от
анархизма, впрочем, как и в древности, в
Древней Греции, где предшественниками
философского анархизма были киники (в
частности, Диоген Синопский), а
основоположниками философского
тоталитаризма оказался Платон.
Последнее, что здесь надо было бы
отметить, - это вопрос о соотношении
науки и идеологии. Как уже говорилось
ранее, в основе науки лежит истина, а в
основе идеологии – идеал. Нельзя
поэтому редуцировать, пытаться свести,
ни науку к идеологии, ни идеологию к
науке. Но надо иметь в виду, что наука
сама по себе не раскрывает смысл
истории и смысл индивидуальной жизни –
хотя бы даже в понимании их конечной
цели. Ответ на это пытается дать
идеология. Однако как она это делает –
можно понять только с помощью науки.
Поэтому конечная мораль заключается в
том, что и религиозный, и какой бы то ни
было иной идеал, являются только
частными случаями идеала вообще. И
религиозная вера – частный случай
идеологической веры. Специфика
религиозного идеала, в отличие от
нерелигиозного, заключается в том, что
он приписывает себе
сверхъестественное происхождение,
необъяснимое научными методами. И с
этой точки зрения необходимо отметить,
что основным орудием либерального
идеала в реальном устройстве мира, т. е.
как раз синтеза свободы и порядка,
является, безусловно, научное
мировоззрение, которое опирается на
принцип детерминизма и принцип
рациональности. Таким образом, и крен к
субъективизму, и крен к мистицизму не
могут быть согласованы с научным
мировоззрением. И в этом отношении
основной метод борьбы с экстремизмом, а
в конечном итоге, и с фанатизмом, должен
заключаться в государственной
поддержке либерального идеала с
российской спецификой в совокупности с
поддержкой научного мировоззрения и
его пропагандой, начиная с уровня
средней школы. А потому любой крен в
сторону клерикализма, т. е. отказ от
принципа отделения церкви от
государства и государственной школы от
церкви, совершенно недопустим, ибо это
не совместимо с научным мировоззрением.
Хотя свобода деятельности, в том числе
и религиозных организаций, если она не
приобретает тоталитарного характера,
вполне естественно, должна
поддерживаться, ибо подлинная
демократия предполагает свободу для
разных идеологических установок, кроме
экстремистских. Однако надо иметь в
виду, что вопрос об определении
экстремизма требует дальнейшей
научной разработки, что этот вопрос не
такой простой, и без дальнейших его
исследований многое еще будет неясно.
Но для этого мы должны всячески
учитывать важность той новой философии
истории, которая возникла в конце
двадцатого века, т. е. концепции
синергетического историзма. Она
является лучшей базой для строгой
научной критики любых форм экстремизма.
|